catherine

fruit

вот сидишь напротив

то ли до краёв наполненный,

то ли совсем пустой.

изучаешь буквы, цифры, фотографии

салатиков, суши и другой едой.

- ты что будешь?

- я как всегда цезарь и что-нибудь попить

- а я возьму это, это и это

-...кхм...главное ничего не забыть.

- а чай? может попробуем новый?

хочешь? не хочешь?

лааадно, давай как обычно фруктовый.

20 минут позади

я: - вкусно?

-не очень

- а у меня сплошная капуста, да петрушки листочек, 

нравится впрочем.

(а у самой в голове: официант, принеси кипяточек)

ещё минут 10 проходит

10 ещё впереди

а твои речи так же горячи, как мой фруктовый в кружке.

600 по чеку. 50 на чай.

выходим за руки держась, и топаем ближе к дому 

в мою деревушку.

incurably

Господи,

почему мне не спится ночью?

холодно. страшно.

да сердце в клочья

сквозь пальцы просыпается по кусочкам

ноет, стонет и кровоточит.

Господи,

почему же ТАК больно слева?

взахлёб мои вены, натянуты нервы.

с ним ВМЕСТЕ не можем,

и ПОРОЗНЬ тоже.

за что же мне это, Боже?

а разговор-то так сложен.

по проводу столько жёлчи

мы в голос не можем,

и всё же не можем молча.

моё спокойствие на ципочках точно

уходит ночью,

а потом возвращается покорливо

ближе к утру...

от двух таблеток снотворного. 

   

technology

рисую осколками новые дни,

пальцы порезаны в кровь.

распускаю волосы на лицо, чтобы не видно слёз.

поперёк горла стала его ненависть.

а мне бы немного времени назад, сделала б всё иначе.

небо плачет.

а ноги мои мокрые-то до ниточки.

больно, как же больно.

держи меня!

мне больше ничего не хочется.

рукава до кончиков натягиваю, теплее стало бы, но...

по позвонку тоска пробирается.

в город другой уехать денег нет,

нет возможности.

lock up

с понедельника пью утром сладкий чай,

 брожу по дому в белых носочках, маячке. 

мою посуду вечером, как примерная дочка.

причёсанные волосы, причёсаны мысли.

ложусь спать рано, перед сном не наедаюсь.

но не спится как-то...

почему то.

Кушаю кашу на завтрак в среду, 

и два варёных яйца по четвергам ближе к обеду.

последний месяц осени.

а у меня его брошка на сапожках где-то на левой ножке

давно подарена, но приятно все же немножко

 смело открываю двери теперь, натягиваю улыбку,

смело делаю шаг вперёд.

со всеми здороваюсь, и даже улыбаюсь.

намного старше стала за последний год.

меня путают с мамой, дарят цветы, дарят комплименты.

самое главное, что как прежде горят знакомые цифры в телефоне

 период с десяти до двенадцати,

когда за окном ноет дождь

когда за окном под реквием пляшет осень .  

veronica

insane

мам, он внушает мне надежду на лучшее.

мой толчок, мой импульс,

 мой новый стимул.

а ведь раньше я билась в своей истерии, помнишь?

я не выросла, мам, я такая же как два года назад: беспомощна, бессильна.

противно.

 я слабее, чем всем кажется.

хотя...

 сама зашивала, сама бинтовала, терпела боль.

пора бы остановиться молиться. к чёрту ту любовь.

 так упорно доказывая, что хоть чего-то стою, не верила себе даже,

но он верит мне. в меня верит!

а я ему.

он пропитанный раем,

и без него мне больше дышать невкусно,

мам,с ним я от счастья расцветаю,

а рядом нет его - мне пусто. 

осточертело выть по вечерам.

 довольно!

а мне не надо, чтоб красиво, мам,

 мне б не больно...

moment

Мысли по карманам раскладываю.

так проще. так легче держать в себе.

а на губах три слова только сложено.

я всё время пишу через точки, многоточия, да с новой строчки,

дрожащими руками, косыми пальцами.

или о любви или о разлуке. чаще о боли.

отнюдь не хочется дышать своим одиночеством.

я тону.

не в прошлом. нет.

я тону в новом море. в новом человеке.

за руку держит, и по венам влечение, увлечение, привязанность,

склонность к нему, наклонность и слабость.

теперь когда говорят о любви, я сразу же в мыслях на него натыкаюсь. 

irregularly

всё что есть во мне - мания дышать с тобой одним воздухом.

раз за разом твоя ложь питала мои иллюзии, и мне ничего не оставалось, как взять и поддастся на её провокации.

обжигала язык горячим чаем. 

болело. 

иначе не согреться мне этой осенью. не твоим же прокуренным сердцем?

а сентябрь такой же ничтожный, впрочем, как прошедшее лето тоже. 

остаётся, как прежде верить, километрами время мерить. 

только срывы в одно мгновенье - в ночь с субботы на воскресенье.

 меланхолия.

и всё-таки меня научили просыпаться с улыбкой. тянули за волосы, рвали шкуру.

спасибо, мама, ты всегда спасала свою дуру.

октябрь.

здравствуй!

я, пускаю корни в нового человека.

узнаю себе цену, перестаю оценивать других.

my

just after midnight

когда я открываюсь тебе, 

когда стою голая душой перед тобой - ты ударяешь.

так больно, что просто сил не хватает терпеть. 

это даже физически больно.

все чувства я на себе физически испытываю.

а ты бьёшь и бьёшь! сильнее и больнее, 

не переставая! 

думаешь синяки проходят?

НЕТ.

они просто вид теряют, а сами остаются под кожей. 

два раза по одному и тому же слабому месту ударишь и косточки с хрустом переломаются.

и чтобы зажило нужно время...время.

сообщение 12.07.12 время 01:08:46

the "new message"

Пока я искала здесь эту злосчастную кнопку, все мысли из моей головы улетучились в неизведанном направлении.

 Придётся выуживать из пальца новые строчки, дабы жалеть потерянного времени.

Горло болит толи от криков толи от простуды.

У вас было такое чувство, что вы что-то теряете?

 Продолжительно, протяжно, медленно. 

То, что так бесценно миллиметрами отрывается от моего тела: мучительно до боли, до жути болезненно. 

Как ни странно, я вся изранена. 

 Жар внутри пульсирует: таблетками не вылечишь, зелёнкой не замажешь. 

Мои внутренности подорваны и выходят наружу эмоциями в ночь с субботы на воскресенье.

 Дух замирает, нутро ноет сильнее, чем после удара, от одной только мысли, что это убогое лето я проковыляю без него.

 Приходится меланхолию забивать пищей. 

 Килограммами.

 Без разбора. 

Мой июль ничтожен, так же как и я.

 А* сейчас за границей.

Он вернётся, да. А толку? Что-то изменится?

 Нет. 

Мы просто очередной раз заново расстались. 

18:07

выключаю свет, и стены оболевшие не видят моего лица.

а я больше не вижу рук твоих трясущихся.

 я как девочка к панике близкая. 

только тебя мне всё время надо, но почему-то нет рядом часто дыхания твоего. 

Немного на голову повёрнутая и от скуки несу только чушь.

 плююсь ложью, сочиняю историю, пытаясь тебя поймать на лжи. 

Подожди. немного подожди. скоро закончатся мои истерики и я не буду больше ныть о своём. 

устала душить себя руками. 

Потерпи. я не хочу нести все двести своих "прости".

 В одеяле ощущение реальности теряла.

 нежность, поцелуи умножая на два, превращаясь в одуревшую. 

и кстате, да!

 я безмерно люблю тебя. 

Ревностью себя сгубила, истребила. на колени вставала.

 мне тебя всё время было мало.

 и я как прежде по-прежнему смотрю преданно в твои глаза.

so people break

- Почему ты дуешь щёки?

- Мам, я просто устала.

- От чего?

Это сценарий без конца и начала.

Приползая на кухню, я прохожу её мимо.

Добавляю кипятка в чашку - кофе остыло.

Вопрос за вопросом, она ведёт монологи.

Нервные срывы, за упрёком упрёки.

Поднимаюсь к себе, закрываю дверь снова.

Прости меня, мама. Я не хотела плохого.

 

Почти не сплю по ночам, всё время строю планы.

И как сейчас, например, пишу стихи для мамы.

Подъём в семь утра, просыпаюсь в восемь.

Ну получается так - организм просит.

В итоге:  усталость, синяки под глазами.

Ругаюсь с любимым, заливаюсь слезами.

Во мне нет силы воли, а время уходит.

Прости меня, мама. Так не специально выходит.

 

Два вечера в комнате – без надежд и веры.

Абонент  не доступен, он решает проблемы.

Одно только имя горит с телефона:

5 букв, две гласных, мне не надо другого.

Вопросы о жизни - разговоры похожи.

Истеричны немного, но искренни всё же.

И только ему я могу доверять.

Прости меня, мама. Но тебе не понять.

 

Одиночество – как пёс без крова:

Он в поисках пищи, всё время в поисках дома.

И, конечно же, знает, что никому не нужен,

Но не укусит того, кто отдаёт ему ужин.

 Я - не одна. Многие это знают.

Но только, честно скажу, чего-то мне не хватает.

Может быть, когда-нибудь я изменюсь.

Прости меня мама, но я не тороплюсь.

 

Размышляю о тех, чьи имена под запретом.

Правда. Я не хочу, но в подсознании это.

Жестоко избавилась от подруг-предателей.

Но всё же не удалось удалить из памяти.

Собрала фотографии, нажала delete,

Восстановлению не подлежит.

Лучше не станет, мне в это не верится.

Прости меня, мама. Ничего не изменится.

  

under the hood

Стул скрипит предатель.

 А я сижу такая в рваном носке, да в футболке наизнанку.

Быть может я уже не та, но и ты уже не тот, что был раньше.

Ты просил, я обернулась, теперь смотрю причудливыми шаржами на жизнь.

Почти остыла смятая простынь.

Так сладко, что до мурашек, до дрожи, до занемевших пальцев, до колкости в каждой клеточке кожи.

Но ты дышишь мне в губы несуществующим теплом. В шепоте твоём было что-то знакомое.

И ты опять и опять мне медленно, терпко под язык небеса.

deenergized

Не могу видеть, как он страдает. 

 Как он берётся за голову от отчаяния и шепчет что-то непонятное - что не может так больше.

 Его глаза в этот момент наполняются болью.

Он ударяет словами. Сильно так, не подумав.

Скулы гуляют, а возле глаз по дорожкам пульсирует кровь. 

Он закрывает глаза, морщит лоб.

А мне кричать так хочется. Ну, хватит! Прошу…хватит!

Но я любя обнимаю, а он толкает и словами снова ударяет. 

И взгляд – он так пугает. 

В нём столько  замков, закрытых дверей, тупиков и безвыходных положений.

А между нами только собственная глупость и ничего более.